байка

[Efa]

Адашевская Анастасия
Мечта и талант
Про желания и возможности. Про талант, который может и не совпадать с мечтой.
Неделю назад опять прицепились двое. Смотрите-ка, по утрам от звуков моей дудки у них раскалывается голова, отчего портится настроение и тошнит от еды. Хотел я им сказать, что если бы не вчерашняя пьянка, никакие звуки не отбили бы здоровый аппетит, и дубовые головы не болели бы, разбей я о них хоть десяток дудок.
Но достойно ответить я могу лишь кулаками, потому что язык мой - враг мой, лежит во рту мертвым грузом и один толк от него - получить иной раз сомнительное удовольствие от стряпни моей матери.
Конечно, как и лысый староста наш мечтает о смоляных кудрях, так и я с детства сплю и вижу себя знаменитым певцом и, на всякий непредвиденный чудесный случай, даже выучился играть на самодельной дудке. Но, пока чуда не произошло, мне петь - только позориться. С коровами соревноваться, кто мелодичнее и громче промычит.
А ведь не дурак же я, был бы жив язык - был бы подвешен. А эти недоумки? Людям от природы дана речь, а дуболомы из моей деревни двух слов связать не могут! И есть в этом всем огромная несправедливость, которую кроме меня никто не хочет видеть даже через увеличительное стекло в донышке бутылки.
Обиднее всего то, что эти идиоты безграмотные свято уверены в моей недоразвитости просто потому, что я не могу тройным матерным загибоном ответить на их дурацкие подначки. А записки писать бесполезно - грамоте обучены только староста и колдун наш - спившийся в пень старый маразматик с общипанной бороденкой.
И в кого я такой умный, а? Внешне, вроде на деревенских похож, обноски вообще - один к одному. Может, и правда, мать в молодости на стороне гульнула? Но к такой богомолихе и семнадцать лет назад надо было подходить с хроническим насморком, иначе можно не пережить ночь - задохнуться в аромате сивушного дыхания.
Хотя, надо признаться, мать меня больше всех в деревне любит. За то, наверное, что умею делать отличный самогон, а она умеет продавать недопитые ей остатки. Кстати, имя она мне так и не дала. Вернее дала, и не один раз, но из-за постоянного беспробудного похмелья, плавно перетекающего в опьянение, ни одно из моих имен в ее проспиртованной голове так не задержалось.
Как зовут меня в деревне? А меня там не зовут. Чаще гонят, чтобы под ногами не путался.
Думал я в кузне устроится, так пьяный кузнец мне в голову своим драным сапогом запустил и проорал, чтобы я, засранец эдакий, убирался туда, куда, несмотря на известную дорогу, еще никто никогда не уходил.
Наверное, он разозлился потому, что в этот момент на Ташке пыхтел, а я все удовольствие обломал. С тех пор во взглядах, которыми он меня провожает, сквозит подозрение, что каждую ночь я тайком прокрадываюсь к его окну и подсматриваю, чем он там с бабами занимается.
Нужен он мне больно. Можно подумать, я там что нового увижу. Уж лучше за женщинами во время купания подсмотреть, но вот беда - нет у нас женщин. Девушки совсем молоденькие есть, бабы громогласные с одутловатыми лицами и широкими, как дубовые пни, ляжками - хоть пруд пруди, а женщин нет. Как молоденькие девчушки после замужества в считанные месяцы превращаются в баб, мне непонятно.
Что мне светит в этой деревне? Стать пьяницей не получится, потому что я эту самогонную дрянь в рот взять не могу. Работать мне не дают. Учиться и учить никто не собирается. Дыра - не деревня, настоящее жизненное губилово.
Вот и решил я на шестнадцатом году жизни податься в большой город. Загодя собрал сумку, прихватил немного еды, не забыл и дудочку - надежду на великое музыкальное будущее, и налегке ушел их тех мест, где прошло все мое бестолковое детство.
Первая ночь вдали от дома закончилась неожиданно быстро, то ли потому, что спешила, как и я, уйти подальше, то ли ее толкал в спину нетерпеливый летний рассвет. К полудню я вышел на большую дорогу, где встретил болтливого добродушного купца, который не только подвез меня до знаменитого на полмира города Лиора, но и поведал о Вас, учитель Канилло. Сказал, что Вы - именно тот, кто может обучить кого угодно и чему угодно. Да, именно так и сказал. Слово в слово.

- Нет. - сказал Канилло в первый раз и захлопнул передо мной дверь.
- Нет. - сказал он через полчаса, когда я снова попытался напроситься в ученики.
- Нет. - сказал он спустя еще час, когда я всунул ему в руки очередную записку.
Я не паниковал и не торопился - отступать некуда, время терпит, а нервы отсохли еще в далеком детстве, поэтому отказы и злая ругань Канилло пролетали мимо ушей.
Он швырял в меня моими же записками, в которых я пытался рассказать о себе, о своей деревне, о мечте, и ругался цветастее, чем моя мать, когда у нее разливалась бутылка самогона. А я не уставал писать еще и еще.
После недели обоюдной нервотрепки, Канилло все-таки сдался и пригласил меня в дом.
- Я обучу тебя. - проворчал он, попыхивая трубкой. - Но с условием. После того, как закончишь учебу, вернешься жить в свою деревню.
"Что?!" - мысленно завопил я. Да я в ученики подаюсь, чтобы никогда больше не появляться в наших краях: они мне уже поперек горла стоят, дышать не дают!
- Это единственное, но обязательно условие. Согласись, умение учить тех, кто учиться не хочет - дорого стоит.
Я попросил на раздумья день. Канилло же дал времени, пока дымится его трубка. И сразу же вынув ее изо рта, двумя резкими движениями выбил пепел.
- Ну, решил?
"Авось как-нибудь пронесет", - думал я, кивая.


- Выбрось свою дудку - играть ты все равно не умеешь. - уже привычно ругался Канилло, когда в очередной раз за ухо тащил меня с заднего двора, где я тренировался. - Нет у тебя к игре таланта. Зато другой дар есть, вот его и развивай - всем полезнее будет. А от этих мерзких воплей у меня уже и куры не несутся, и коровы не телятся.
Он не понимал, что для меня звуки дудки были почти речью. Он не понимал, как важна для немого возможность выражать свои мысли. Он вообще не хотел понимать моих душевных терзаний.
Его больше занимали мои неординарные способности непонятно к чему.
- У тебя к моей науке большой талант. Мне даже не надо тебя учить, ты все схватываешь на лету. - иногда хвалил он, а в минуты плохого настроения еще и добавлял: - Пустую голову набивать легче.

Я долго не верил в свой талант, но его действительно оказалось немало. За семь лет пройти путь от ученика до учителя - такого не мог припомнить даже Канилло. Сам он, одаренный и так сверх меры, потратил некогда на обучение в три раза больше времени.
- Можешь остаться со мной. - в один замечательный день предложил Канилло. - Лиор - прекрасный город, но знал бы ты, какая это была раньше деревня. Настоящая помойка. Я отдал ему сотню лет своей жизни. Из ничего создал то, что ты видишь сейчас. - я продолжал вежливо слушать, хотя и догадывался, что он сейчас скажет. - Я научил тебя всему, что знаю. Дальше ты сам. Но мне бы очень пригодился такой толковый помощник, как ты. Я тебя не тороплю, поэтому подумай об этом хорошенько.


У меня за плечами дорожный мешок со всем необходимым. За поясом - старенькая дудка-самоделка, которой я все-таки нашел применение - ее крепкое дерево, когда с силой опускается на спины нерадивых учеников, добавляет им ума и усидчивости и обрывает все ненужные разговоры. Меня быстро начинают понимать без слов - с полувзгляда.
Приду домой - учить буду. Серьезно учить.
Пустые головы наполнять легче, поэтому я уверен, вскоре в нашей деревне появятся девушки, и мать превратится в женщину и, рано или поздно, Лиор будет казаться лишь тенью моего города, а Канилло прославится на весь мир только потому, что его учеником был я.